Свой среди чужих  - Виктор Тюрин

– Нет! Все не так! Просто я кое-что вспомнил! Понимаете, до этого момента меня не интересовал этот вопрос! Дело в том, что среди командиров конвоев есть мой хороший приятель. Когда идет приемка и погрузка груза, мы с ним за дружеской беседой успеваем выпить по паре-тройке рюмок коньяка. С Конрадом мы познакомились во Франции. Эх, хорошее было время! Париж, коньяк и красивые девушки! Как мы с ним гуляли! Вы… – не договорив, он замолчал, предавшись сладким мечтаниям.

– Вилли! Вы где? – спустя минуту с усмешкой спросил я своего компаньона.

– Здесь я. Здесь. Мне уже сорок два года, а я еще толком не пожил. Все! Все, Алекс! Воспоминания закончены! Гм. Теперь к делу. Последний раз он начал рассказывать, куда едет, но я его оборвал, а на этот раз все будет по-другому.

– Что нужно? Коньяк? Виски? Кофе?

– Коньяк и кофе – это то, что нужно! А теперь, Алекс, давайте выпьем… за наше спокойное будущее!

Ждать пришлось недолго. Уже спустя несколько дней, во второй половине дня, ко мне ввалился прилично выпивший Модлиц.

– Алекс! Дружище! – закричал он с порога и попытался меня обнять, но я ловко уклонился, при этом мне пришлось его поддержать, чтобы он не упал у меня прямо в прихожей. Я хотел отвести его сразу в спальню, но тот принялся упираться и требовать выпивку. Пришлось идти с ним в гостиную. Не успел я выставить перед ним коньяк, лимон и сыр, как он сразу налил себе половину фужера конька и выпил.

– Вилли, ты что, куда-то торопишься?

– Совесть, Алекс! Совесть! Она проснулась и требует…

От новой дозы алкоголя лицо полковника СС резко побагровело, а глаза подернулись мутной пленкой.

– …чтобы ты пошел в гестапо и покаялся, – продолжил я его фразу. – Я тебя правильно понял?

– К дьяволу такие шутки! У меня сегодня Конрад был.

– И что?

Эсэсовец начал слепо шарить по карманам черного мундира, пока, наконец, не выудил небольшой свернутый листок.

– Держи.

Я взял бумажку, развернул.

– Ну… с местностью вроде понятно. А это что за название?

– Конрад сказал, что там какие-то бывшие копи есть. Уголь, что ли, когда-то добывали? Или что-то подобное.

– Хм. Так там этих шахт может много быть. Где искать?

– Не знаю, – тяжело мотнул головой полковник. – Всё. Я спать.

– Погоди! Когда уехал твой Конрад?

Вилли отдернул рукав мундира, затем какое-то время пьяно смотрел на часы мутными глазами и только потом сказал:

– Полтора часа тому назад. Всё, Алекс…

– Не всё! Позвони в гараж! Мне нужна машина!

Несмотря на все свои сомнения и немалый риск, мне все же удалось отследить место захоронения секретного груза. Так на моей «карте сокровищ» появилась первая отметка.

За следующие три месяца я выследил еще два таких конвоя. Точного места этих тайников я, конечно, не знал, но и того, что стало известно, вполне должно было хватить для поисков, кроме того, у Вилли, за дополнительную плату, я получал дубликаты списков вещей, заложенных в тайники.

Все шло неплохо, вот только в последнее время Модлиц стал меня сильно беспокоить. Если раньше он был предельно осторожен в отборе предметов искусства, то по мере приближения советских армий к границам Германии в нем все больше рос страх (это мне было понятно), но вместе с этим в нем стала проявляться непонятная мне торопливая жадность. Так я назвал этот симптом, когда стал получать от него «посылки» в два, а то и в три раза больше объемом. Во мне все больше укреплялось мнение, что он стал просто красть, стараясь как можно больше накопить для своей будущей жизни. Это меня беспокоило по двум причинам. В Рейхе была хорошо развита система тотальной слежки, и донос мог последовать в любой момент, а если факты подтвердятся, то ему не поможет ни звание штандартенфюрера СС, ни то, что его лично знает руководитель внешнеполитического управления НСДАП Альфред Розенберг. Я пробовал поговорить с ним на эту тему, но он остался глух к моим доводам. Вторая причина заключалась в том, что начиная подобное дело, мне даже не могло прийти в голову, что оно примет такие широкие обороты, а значит, возрастут и траты. К тому же вкладывая деньги сейчас, я собирался получать дивиденды только через пять-десять лет, поэтому мне надо было в ближайшее время что-то придумывать по возмещению своих убытков. Вот только не имея ни нормальных документов (удостоверение швейцарского журналиста не являлось защитой для германских спецслужб), ни людей, планировать какую-то крупную акцию не имело смысла.

У китайцев есть поговорка, которую я никогда не понимал: «Если кто-то поступил с тобой дурно, не пытайся ему отомстить, сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя по воде проплывет труп твоего обидчика». Именно так я сейчас и делал. Тянул время, ожидая, что все разрешится как-нибудь само собой, без моего участия, и, к моему удивлению, так оно и произошло. Началось все с прихода Вилли. Он пришел ко мне выпивший, что стало последнее время для него стандартом, и пригласил в ресторан. Идти не хотелось, но мой компаньон оказался на этот раз настойчив, к тому же пообещав нечто особенное. По дороге я узнал, что это благотворительный вечер для армейских офицеров, организованный комитетом вдов и матерей офицеров, погибших на войне. Вечер проходил в ресторане, в котором мне еще не доводилось бывать. Тяжелые занавески, массивные люстры, свисавшие с потолка, строгий вид официантов – все это говорило о том, что ресторан придерживается старых порядков. Публика меня несколько удивила тем, что среди офицерских мундиров было немало гражданских людей. Офицеры были представлены в званиях не ниже майора. Черных мундиров не было. Шума и пьяных выкриков, которые сопровождали обычные вечера в ресторанах, здесь тоже не было. Посетители тихо переговаривались, чинно, глоточками, попивая вино. Вилли попросил у официанта графинчик коньяка, но тот только огорченно покачал головой, а затем дал нам программку вечера, к которой было приложено меню. Из алкогольных напитков в нем было указано только шесть сортов сухого вина. Не успели мы сделать заказ, как на сцене появились музыканты в черных фраках и с музыкальными инструментами в руках. Один из них сел за рояль, а еще спустя несколько минут мимо столиков к сцене пошла несколько грузноватая женщина в длинном черном платье с блестками. Ее руки закрывали длинные ажурные перчатки. При ее появлении народ оживился и дружно захлопал. Вилли шепнул мне, что это популярная в Германии оперная певица. Ни балета, ни оперы я не понимал, поэтому тихо, но недовольным тоном спросил его:

– Какого дьявола ты меня приволок сюда?

– Ты не любишь оперу? – удивленно спросил он у меня.

– Нет, – сердито буркнул я.

– Я думал, что человек, близкий к искусству…

– Он, видите ли, думал… – начал я его отчитывать, но договорить мне не дали негодующие взгляды окружающих нас участников вечера, сидевших за соседними столиками. Больше я ничего говорить не стал, вместо этого начав разглядывать собравшихся здесь любителей оперы, и вдруг неожиданно мое внимание привлекла молодая и красивая женщина. Сначала меня привлекла ее строгая и вместе с тем изящная красота, но уже спустя минуту у меня появилось ощущение, что я ее уже где-то видел.